Икона "Троица"
Материалы, техника: | Дерево, левкас, темпера |
Размер: | 28Х20 см |
Сохранность: | Небольшая тонированная вставка на одеждах центрального ангела. Несколько мелких тонировок. В целом - превосходная сохранность, вещь практически в состоянии после раскрытия, вся сохранившаяся краска - авторская. |
Время: | Вторая половина XVI в. Э/з ЦМИАР. |
Место: | Русский Север. Стык новгородской и ростовской культур. |
Цена: | Продана |
Когда коллекционер из старой гвардии, тактильно знакомый с древностью, описывает ощущения от средневековой иконы, почти всегда скажет — «а дощечка-то лёгкая»!
Думается, ну лёгкая... и чего? Пока не поймёшь руками, взяв такую, как эта «Троица».
Старообрядцы 19 века с большой глубиной понимания воспроизводили «новгородские письма». Но они эстетизировали всё, включая старинную доску, создавая особый феномен «породистых» икон на массивной основе. А тут основа вспомогательная, неприметная — подложка под левкас, немногим более. Когда берёшь эту лёгкую как скорлупка икону, неожиданно чувствуешь вес самих красок, их минеральную, эмалевую плотность, как будто даже превосходящую массу высохшей дощечки. Почти невесомость вещи становится ключевым составляющим ощущений от неё, наряду с рисунком, композицией, цветами.
Здесь всё очень просто и вместе с тем необычно. Горящие внутренним светом чистых пигментов багрец и синева, чёрные редьки на столе — намёк на горечь грядущих страданий Сына, голубоватое перистое дерево на какой-то угловатой ноге, алый агнец — самим цветом олицетворяющий плотское полнокровие Жертвы, а особенно то, как маленькие Праотцы обняты ангельскими крыльями (и мы вспоминаем, что Троица пришла спасти стариков из гибнущего града). Нигде больше не удалось нам найти такого — везде, даже на иконах-аналогиях, Авраам и Сарра выглядывают из-за крыльев или как-то протискиваются между них.
Аналогии — их подобрали в экспертном заключении специалисты музея Рублёва. Вещь, как и положено в исследовании, частично разбирается на цитаты (Праотцы как на «Троице» из Астафьево, синяя кайма скатерти как на «Троице» из Дюдиковой пустыни, горки как в клейме «Николы» из Архангельского музея), а частично на ряд «лишних деталей» с потенциалом уникальности — приёмы изображения архитектуры, дерева, хитонов ангелов... Экспертиза углубляет наше восприятие иконы. Но даже разобрав её и собрав, мы всё равно не понимаем, как она устроена. Природа первой реакции на неё — смесь острого ощущения новизны и одновременно ласкового чувства чего-то искони известного — так же нерасчленима, как сплав техники и поэтики, воплотивший её.