Икона "Св. Алексий человек Божий"

Святые делятся на тех, про кого сложили духовные стихи, и остальных. Нет стихов про святых из правящих элит (например, про Алексия митрополита Московского) — деяния его велики, но нет в них задушевности, они не поются. А история праведника Алексия — знатного юноши, бежавшего из-под венца, скитавшегося, 17 лет нищенствовавшего в сирийской Эдессе, а потом 17 лет жившего неузнанным, в амплуа странника, в собственном доме — пленительная мелодрама, сказка, будто бы созданная нарочно чтобы петься и слушаться со слёзными вздохами. Алексий бежал из Эдессы, смущённый внезапной славой (после того, как о его святости объявил глас Божий в храме св. Петра), домой не собирался, но буря случайно прибила его челн к Италии. Потом, как пишут, почитание Алексия было культивировано в 9 веке сирийцами, бежавшими в Рим от мусульман — воспринявшими историю святого как родственную, как своеобразный импорт исконно сирийской святости. Духом странничества, изгнанничества, непризнанностью на чужбине был пропитан в Италии этот «эмигрантский» сирийский культ. У нас Человек Божий помещался среди аскетов и праведников, выделяясь своими мирскими лохмотьями и оригинальным жестом: «руки у сердца держит» (как говорит иконописная инструкция) — привезённым им с его латинской родины. Потом он стал покровителем царя Алексея Михайловича и вышел на одно из первых мест популярности, хоть и ненадолго. Наша икона написана уже в петровское время, после кончины Алексея, но она ещё заглядывает в 17 век — двойной ковчег, охра, бирюзовый фон, цветные лаки и живоподобие связывают памятник с эпохой Московского царства.